Аромат счастья - рукопись

— Королю требуются тема для беседы за ужином, – сказал я, – и он послал меня к вам, сэр. Ему хотелось бы обсудить с гостями какой-нибудь необычайный случай любовной лихорадки.

— Вы его новый паж?

— Да, сэр.

Я увидел стеллажи с рукописями, мутную банку с распухшей человеческой головой, старинные карты, колбы, а также ошейники, намордники, хлысты – все были наслышаны о пристрастии сэра Доу к собакам, а также о том, какие умные у него собаки. Потом я заметил картину, заставившую меня покраснеть.

— Вы привезли всё это из заморских походов, сэр? — спросил я.

— Картина нарисована здешним художником, — сказал сэр Доу, заметив мой взгляд. — Однажды я рассказал ему о том, что в моём лесу появляется фея Цветения, и он умолил меня показать заветное место. Фея Цветения – это красивейшее на земле создание, не считая, разумеется, моих собак. Один раз в году она выходит из своего невидимого дворца и танцует в золотой маске и девяти вуалях, постепенно их сбрасывая.

— Вы её видели, сэр?

— О, нет! Я не настолько глуп, ведь тому, кто увидит её обнаженной, несдобровать.

— Что же случилось с художником?

— Он хотел рисовать только её. И, что любопытно, чрезвычайно тосковал по её запаху. Бедняга уверял меня, что почувствовал аромат счастья. Тогда я предложил ему зелье, превращающее человека в пса, способного учуять дичь на другом конце королевства. Он согласился без колебаний, лишь бы разыскать фею. Я дал ему моё снадобье, произнёс заклинание, и он превратился в великолепного дога. – сэр Доу усмехнулся. – Бедняга умчался сломя голову к своей фее, а я был доволен, поскольку думал, что весьма скоро он окажется в моей псарне. Дело в том, что я расставил где нужно силки.

Я слушал, не веря своим ушам.

— Однако фея все испортила, —вздохнул сэр Доу, — Она вернула ему человеческий облик и взяла к себе во дворец. Но я до неё ещё доберусь.

Страшная догадка поразила меня.

— Почему вы мне это рассказываете? — воскликнул я.

Он выпрямился и его лицо стало хищным, как у ястреба, в комнате потемнело, и мёртвая голова оскалилась на меня из своей банки. Я, либо под влиянием его магии, либо невольно ища поддержки, взглянул на оставшуюся освещённой картину. Какие изумительные глаза смотрели на меня сквозь ажурные прорези в маске! Невозможно представить себе ничего прекраснее водопада её волос, совершеннее груди, стройнее ног. Её красота ошеломляла и заставляла дрожать от желания прикоснуться. Я подумал о том, какими цветами… или дождём? хлебом? Или мёдом? должны пахнуть нежные бутоны на её груди, её совершенный, как у античной статуи, живот, и потерял голову...

– Не хотите ли и вы испробовать моё средство? – вкрадчиво спросил меня сэр Доу.

Я был готов на всё, но в дверь постучали.

– Его величество требуют поторопиться!

Оцепенение с меня спало, и я вышел из комнаты.

– Попросите короля яснее выражать свои пожелания в следующий раз! – расхохотался мне вдогонку сэр Доу.

Я уходил от него, досадуя на себя за то, что сохранил жизнь. Во мне крепла решимость испробовать его снадобье.

История сэра Мануэла

Столы были завалены снедью – королю нравилось, когда много гостей, еды, шума и тепло натоплено. У стен стояло несколько жаровен, на которых готовили привезённую с утренней охоты дичь. Буро-сиреневый дым поднимался вдоль массивных колонн вверх, струился сквозь перила балюстрад второго этажа и выходил через распахнутые окна. Люди разговаривали и смеялись. Я не сразу отыскал короля – он сидел поодаль от стола, рядом с жаровней и читал какое-то письмо.

– Вы звали меня, Ваше Величество, – сказал я, поклонившись.

Король поднял голову. Он был в хорошем настроении.

– Уже вернулись, Гарольд? Вспомнил ли сэр Доу о чём-либо интересном? – спросил он.

Я начал отвечать, но король меня остановил.

– Погодите, скоро всё расскажете сами.

Он повернулся к гостям и хлопнул в ладоши.

– Итак, господа! – сказал он, без усилия перекрывая стихающий шум. – Вчера мы обсуждали…

– Мы обсуждали фатум, Ваше Величество, – сказал сенешаль.

– А также созвучия в судьбах людей, – добавил придворный философ.

– Помнится, – сказал король, – наш гость сэр Мануэл не успел поделиться своим рассказом.

– Однако сегодня мы собирались говорить не о философии, а о любви, Ваше Величество, – с улыбкой напомнила королева.

– Тем более досадно то, что вчера, – поклонился ей сэр Мануэл, – я не успел привести любопытный пример того, как любовь покоряется судьбе.

– Ваше Величество, – обратилась к королю одна из фрейлин, – не будет ли в таком случае уместным просить сэра Мануэла рассказать всё-таки его историю?

Король взглянул на сидевшую во главе стола королеву. Та улыбнулась и едва заметно кивнула.

– Как вам будет угодно, миледи, – сказал король фрейлине. – Будьте так добры, сэр Мануэл.

– Благодарю вас, Ваше Величество! – начал сэр Мануэл. – Должен заметить, что в моей родной Португалии верят, что в плетении человеческой жизни можно заметить красоту и логику, как, например, в музыкальной фуге или математической теореме. Потому предсказаниями у нас занимаются не обычные гадатели, как в иных странах, а люди искусства и науки. Однажды в дверь моего доброго друга, предсказателя, композитора и доктора медицины постучалась незнакомая дама. Он потом мне рассказывал, что при её появлении почувствовал удивительное, не сравнимое ни с чем благоухание.

«Я умоляю вас о помощи, доктор», – сказала дама. – «Почти каждую ночь мне снится, что человек, лицо которого остаётся в тени, произносит такие слова…» – (мой друг рассказывал, что в этот момент голос дамы звучал смущённо), – «милая, чудесная, солнечная девочка, позволь мне поговорить с тобой о любви, о которой не расскажешь словами. Затем я ощущаю его чувства ко мне так, как если бы теплый ветер давал моей душе крылья и возносил её к небу. А когда я просыпаюсь я смеюсь и плачу и одного моего прикосновения достаточно, чтобы произошло чудо. Даже сейчас, когда я просто подумала об этих снах… взгляните только на мою руку!»

Дама сняла перчатку с левой руки, и доктор увидел, что кончики её пальцев светятся.

«Разрешите мне кое-что проверить» – взволнованно сказал он и принёс книгу, в которой лежала высушенная роза. Дама молча смотрела как доктор приблизил цветок к её руке. Лепестки розы расправились, стали упругими и яркими, и цветок ожил.

«Ах, доктор!» – воскликнула дама. – «Это его любовь переполняет меня и заставляет меня творить, а ведь я простая девушка и ничего толком не умею. Как чудесно бы было, если кто-то меня научил рисованию. Я бы тогда вырастила похожий на чудесную картину сад с волшебными цветами. Как вы думаете, может тогда он пришёл бы ко мне? В нашем саду поселились бы удивительные животные, он придумывал бы им имена и учил бы их разговаривать».

«Святые угодники!» – благоговейно воскликнул доктор. – «Так действует только Verus Amor – любовь истинная, чрезвычайно редкая в наше время! Но что же вас печалит, сударыня? Любая женщина сочла бы себя счастливой, видя такие сны!»

Дама вздохнула.

«Дорогой доктор!» – сказала она. «Ведь лицо этого человека всегда скрыто. Сколько раз я упрашивала дать мне его увидеть, но он всегда отвечал, что слишком давно в его душе живут разлад и одиночество и что он опасается ранить меня своей болью… И вот теперь я боюсь, что никогда не увижу этого упрямца!».

«Какой необычный случай...» – пробормотал доктор.

«А ведь он так нуждается в моей помощи!», – продолжала дама. – «Моё сердце твердит, что душа его больна и что одним своим прикосновением я могла бы излечить этого невозможного человека и сделать его счастливым. Умоляю вас, доктор, загляните в будущее и скажите, увижу ли я его?»

Доктор вздохнул.

«Увы, слишком редко мне удаётся приоткрыть завесу того, чему суждено произойти. Но вот что я сделаю, миледи. Я напишу сонату о вас и о вашем странном поклоннике. Возможно, музыка поведает нам о грядущем. Возвращайтесь ко мне через неделю».

Всю неделю доктор сочинял свою сонату. Она начиналась со встречи с незнакомкой и её странного рассказа. Затем мелодия ширилась, становясь почти симфонией, в которой сквозь случайности в жизнях людей проявлялась гармония и линии человеческих судеб виделись настолько совершенными и точными, насколько совершенными видятся астроному орбиты небесных тел.

Когда дама пришла через неделю, соната была готова, и доктор предсказал, что она наяву увидит своего возлюбленного.

Некоторые из сидящих за королевским столом облегченно вздохнули, но лица других оставались печальными, и я подумал, что мудрость и знание жизни не позволили им поверить в счастливый конец.

– Как чудесно, что эта история должна хорошо завершиться! – воскликнула фрейлина.

– Боюсь, что огорчу вас, миледи, – сказал сэр Мануэл. – Соната моего друга поведала, что трижды дама получит нежданную помощь от любящего её человека, трижды, прежде чем увидит его, но встреча с ним принесёт не меньше ей горя, чем радости и окажется короткой. Дама молча выслушала свой приговор и ушла, не промолвив ни слова. Больше доктор её не видел.

– Подумать только! Verus amor! – воскликнул философ. – Говорят, что такую, подлинную любовь испытывали друг к другу наши прародители Адам и Ева! Свойства Философского камя бледнеют перед её свойствами… Любезный сэр Мануэл, не пытался ли доктор оживлять животных тем же способом каким он оживил цветок? Было бы чрезвычайно познавательно поднести к рукам этой дамы… скажем, препарированную лягушку и тщательно исследовать результат.

– К сожалению, мне ничего не известно о таких попытках, – ответил сэр Мануэл, сдерживая улыбку.

– Какой печальный рассказ, – вздохнула королева.

– Кто знает, Ваше Величество, – сказал сэр Мануэл. – С тех пор прошло уже несколько лет. Дама, возможно, стала почтенной матерью семейства, а влюблённый в неё незнакомец давно полюбил другую.

Философ покачал головой.

– Не может такого быть, ведь verus amor – чрезвычайно стойкая субстанция. Как учёный, я не могу поверить, его чувства могли измениться. «Милая, чудесная, солнечная девочка…» так он, кажется, говорил? Этот странный человек, похоже, немного поэт, а во всём, что связано с поэтами остаётся возможность неожиданной путаницы. Не известно ли вам, учитывал ли это доктор, сочиняя свою сонату?

– Я ничего об этом не знаю, – сэр Мануэл, развел руками. – Однако, господа, я боюсь, что злоупотребил вашим вниманием и мой скромный рассказ отнял слишком много времени.

– Ваша история замечательна, сэр Мануэл! — сказала фрейлина.

– Вы слишком ко мне добры, миледи, – поклонился ей сэр Мануэл.

– Благодаря любезности сэра Доу для сегодняшнего вечера для нас приготовлена ещё одна история, – сказал король.

– Я слышал о сэре Доу, как о выдающемся алхимике и знатоке собак, – сказал сэр Мануэл. – Но не имел чести с ним познакомиться.

– Его теперь не вытащишь из лаборатории, – сказал король. – Он говорит, что его глаза в последнее время с трудом переносят яркий свет.

– Над чем же он работает? – полюбопытствовал сенешаль.

– Как всегда, над чем-то секретным и опасным, – король пожал плечами.

– Он что же, совсем не выходит? – спросил сэр Мануэл.

– Только ночью, чтобы гулять со своими псами, – сказал сенешаль. – Воля ваша, уж слишком мрачны эти прогулки только по ночам, да и нехорошо для здоровья. Человек – не летучая мышь и ему необходим солнечный свет.

– Как жаль, что сэр Доу предпочитает одиночество нашей компании, – сказала королева. – Прежде чем потупить к нам на службу, он объездил половину света.

– И о многом мог бы нам рассказать, – сказал сенешаль.

– По счастливой случайности как сегодня он это и сделал, – улыбнулся король. – Прошу вас, Гарольд.

– Ваши Величества, леди и джентльмены, – начал я, смущаясь. – По словам сэра Доу в принадлежащем ему лесу один раз в году танцует фея Цветения. Некий художник увидел её танец и с тех пор хотел рисовать только её. По странному совпадению этот художник тоже говорил об удивительном запахе, сопровождавшем появление феи.

– Уж не она ли навещала вашего друга в Португалии? – спросил сенешаль сэра Мануэла.

Сэр Мануэл задумался.

– Та дама явилась к нему без слуг… Возможно ли, что она совершила путешествие в Португалию в одиночку?

– Если она фея, это вполне возможно, – сказал сенешаль.

– Я помню этого художника, – сказала королева. – Странный, застенчивый человек. Он занимался украшением южной галереи… Это его полотно висит рядом в коридоре?

– Его, – сказал король. – Кто-нибудь, принесите картину.

Картину принесли так быстро, как будто кто-то стоял и ждал с ней у входа и прислонили её к стене.

– Занятная работа, – сказал кто-то из гостей.

– Цвета кажутся слишком сдержанными…

– Да и растения могли бы быть ярче…

– В целом неплохо.

– Одеяние скорее служанки, чем феи…

В самом деле, Фея была одета в простой одноцветный плащ, подобный тем, какие одевают художники для работы. Её окружал сад из тонких кремовых и белых растений колебавшихся подчиняясь движению её руки, в которой она держала кисть. Лицо её было сосредоточено, почти строго. Я не сразу понял причину этой сосредоточенности и вдруг сообразил: она создавала этот сад. Думаю, что в картине было какое-то волшебство и я был заворожен ею так сильно, что мне начало казаться, как на меня обрушивается водопад из живых цветов…

– Что с ним? – услышал я доносящиеся словно бы издалека голоса.

– У него обморок?

Постепенно я пришёл в себя. Кто-то расстегнул воротник моего камзола и надо мной склонялись встревоженные лица. Королева и фрейлины объявили, что я переутомился и должен отдохнуть.

– Вы перескажете, рассказ сэра Доу позже, Гарольд, – сказал король.

Выражение его лица я не мог прочитать. Боюсь, он скрывал усмешку. Упасть в обморок мне, лучшему фехтовальщику среди сквайров, второму стрелку, надеющемуся вскоре получить посвящение в рыцари? Упасть в обморок словно я изнеженная девушка или персонаж какой-нибудь поэмы увидавший портрет заморской принцессы и потерявший голову от её красоты! Я был уверен, что все надо мной смеются и чувствовал, что краснею. Так или иначе, я был отправлен к себе.