Общая теория расставаний (фантазия на Старый Новый Год)

иллюстрации Владимира Ненова

Верный друзьям, суровый к противникам и непримиримый к предателям, президент был деликатен в сердечных делах.

Узнав, что его любовь к Наде начинает угасать, он серьёзно задумался. Преданный работе интеллектуал, он всегда отдавал себе отчёт в том, что не имеет права игнорировать движения своей души, ведь при его загруженности любой эмоциональный дисбаланс может привести к нежелательным политическим последствиям.

Надя была похожа на весенний ветерок: женственная, нежная, пылкая, иногда робкая, а иногда бесшабашная, до головокружения красивая. Когда в сердце президента поселилась Надя, он обнаружил в себе такие резервуары энергии и творчества, которыми нельзя было пренебрегать. Что было неожиданно для него самого , но не для работников отдела эффективности Верховного Главнокомандующего. Таким образом, его любовь стала подспорьем крепнущему могуществу страны.

Надя не могла, конечно, знать во всей полноте о размахе и сложности его планов, но она всем сердцем чувствовала его героичность и целеустремлённость. Когда он приходил к ней после очередного изматывающего дня, его ждало такое нежное понимание, что усталость и раздражение уходили, и он вновь становился романтиком, идеалистом и рыцарем, каким он, в глубине души, всегда и оставался.

Родина, служению которой он посвятил жизнь, давала ему все необходимые средства для работы: силовые органы, управление прессой, мощную сеть управляемых людей, аналитические службы. В частности, отдел обеспечения эффективности Верховного Главнокомандующего вот уже два года изучал его отношения с Надей, непрерывно анализируя любую релевантную информацию.

И теперь, получив очередной доклад этого отдела, президент с изумлением обнаружил, что его любовь к Наде идёт на убыль.

Начальником отдела обеспечения эффективности был неприятным человеком с изгрызенными ногтями, разглядывающим потолок даже перед тем как ответить на самый простой вопрос, раздражающий собеседник, но опытнейший психолог. Как ни странно, живые люди его не интересовали, и он предпочитал работать с терабайтами измерений, собираемыми множеством датчиков и камер, регистрирующих тембры голосов, выражения лиц, анализирующих походки и особенности потовыделения людей. Каждого человека начальник отдела рассматривал как легион разрозненных фактов, в котором нужно было выявить скрытые закономерности.

- Я хотел бы узнать…, - начал президент.

- В этом нет ни малейших сомнений! – прервал его начальник отдела, самодовольно улыбаясь тому, что мог предугадать вопрос, который будет ему задан.

- Почему вы в этом уверены? – президент постарался подавить в себе неприязнь к этому человеку.

- Мы давно измеряем ваши реакции на госпожу Бессонову, – сказал начальник отдела, - темп и наполненность пульса, учащение дыхания, ваше желание быть при ней остроумным и тому подобное. В последние месяцы стандартные реакции стабильно уменьшались, и сейчас их почти нет. Я могу показать графики.

- Отчего же я чувствую, что её люблю? – спросил президент.

В его голосе прозвучала обида.

- Вы привыкли так думать. Привычка будет вытеснена объективным психофизиологическим фоном. Сначала вы начнёте в её присутствии скучать, а затем и раздражаться.

- Когда, по-вашему, это случится? – мрачно спросил президент.

Начальник отдела проигнорировал это «по-вашему» и принялся жевать губами.

- От трёх до шести месяцев, – сказал он. - Желаете узнать, кто будет вашей следующей любовью?

- Если это не помешает работе, – сказал президент.

- Может помешать, – с сожалением сказал начальник отдела.

- Тогда не говорите.

Продолжать беседу не имело смысла, но начальник отдела быстро добавил:

- Расставание с госпожой Бессоновой для вас чревато сильнейшим стрессом, который в интересах государства лучше было бы избежать. Предлагаю сделать так, чтобы любовь в вас обоих угасла одновременно.

- Как именно?

- Трудность в том, что влюблённые соприкасаются таким глубокими слоями психики, что быть отвергнутым крайне болезненно для самолюбия, - сказал начальник отдела.

- Вы так думаете? – спросил президент.

Начальник отдела не заметил иронии.

- Если она разлюбит вас первая - это вызовет стресс у вас. А если первым её разлюбите вы - будет страдать она, и с вашим повышенным чувством ответственности вы всё равно будете выведены из равновесия. Следовательно, необходимо, чтобы чувства угасли у вас обоих одновременно.

- У вас есть предложения? – спросил президент.

- Мы работаем над планом действий, – сказал начальник отдела. – С вашего разрешения, мы кое-что перепроверим и сообщим результаты.

Похоже, начальник отдела был прав – президент и в самом деле замечал, что он иногда скучает в присутствии Нади и ждёт момента, когда можно будет вернуться к работе. Понаблюдав за собой, он увидел и признаки раздражения. Как это ни обидно, учёные оказывались правы.

В комнатах особняка, который он когда-то для неё построил, их убежища, их сказочного дворца, незаметно поселилась печаль. Президенту начало казаться, что он прощается здесь со всем – с парком, в котором как раз желтели листья, со слугами, с картинами, статуями и с самой Надей.

Теперь везде он видел признаки разрушения и усталости –трещина на стене, скрипящая дверь, стареющие деревья – всё, казалось, медленно погружалось в прошлое. Надя, прекрасная королева этого замка, часто куталась в шаль и говорила, что зябнет. Сердце президента щемило от нежности. Как жаль, что учёные обезьяны из Института не ошибаются.

«Мы приговорены, и я забуду, тебя, моя милая», - думал президент, в одиночестве гуляя по парку, - «но я избавлю тебя от страданий».

На скамейке мирно спал мажордом Андреев. Когда-то Андреев был десантником в Афганистане и потерял там ногу. Искусственную ногу из титана сделали в качестве подарка ему, а значит, и президенту, на одном секретном заводе. Андреев спал, прикрыв лицо газетой. Его титановая нога покоилась поверх настоящей, и на тусклом металле виднелась дарственная надпись.

«Носить, не сносить! От работников п/я «Кольчужка-17».

Президент, стараясь не разбудить Андреева, присел на скамейку.

Всё в этом мире бренно, думал он, и только эта титановая нога вечна. Разрушится этот дворец, может быть, здесь построят новый, его долгое президентство станет историей, а титановая нога останется. Президент усмехнулся, представив, как в конце света, она в последний раз блеснёт в красных лучах гаснущего Солнца.

Он одёрнул себя. Президент не должен быть циничным.

Андреев зашуршал газетными листами, пытаясь подняться.

- Извините, – сказал он сонным голосом.

- Прости, что разбудил, - сказал президент. – Что снилось?

Андреев потянулся и издал такой молодецкий зевок, что какая-то мелочь испуганно зашуршала в кустах.

- Хрень какая-то, – сказал он.

Надя была слишком чуткой, чтобы не заподозрить, что сердце президента, главная драгоценность её жизни, уже ищет свободы. Она затосковала, то раздражаясь, то проверяя его чувства, начала жаловаться на нездоровье, требовала неожиданных жертв. По её настоянию президент отказался от визита в Индию, даже несмотря на то, что там решалась судьба значительного военного контракта.

Он понимал, что это из-за него Надя страдает и уже начал страдать сам. Ведь он всё ещё любил её и желал, чтобы она была рядом.

Потом она постаралась взять себя в руки и начала притворяться жизнерадостной, но прислуга сообщала, что она иногда плачет. Кроме того, она вновь начала вести дневник.

В эти дни в президенту явился начальник отдела со своими результатами.

- План готов, – сказал он.

Президент приготовился слушать, но начальник отдела впал в прострацию, углубившись в разглядывание потолка. Потолок был расписан в духе восемнадцатого века - в бирюзовой глубине парили пухлые розовые младенцы. Насмотревшись, начальник отдела сказал:

- Нужно, чтобы госпожа Бессонова начала уставать от вашего внимания и пожелала от него отдохнуть, а в конце концов осознала бы, что без вас она чувствует себя гораздо лучше. Мы вам будем подсказывать, как этого добиться. Вам только нужно будет немного подыграть.

Президент задумался.

- Не уверен, что смогу, – сказал он. – Я ведь всё ещё люблю её.

- Вы это и делаете ради неё, – напомнил начальник отдела. – Всё очень просто. Для начала симулируйте ревность. Скажите ей, что её отношение к вам изменилось. Спросите, счастлива ли она, не мучают ли её воспоминания. Пусть она будет оскорблена вашим недоверием. Раздражайтесь на неё. Будьте назойливы. Постарайтесь быть нудным. Женщины терпеть не могут нудных мужчин.

Президент внимательно посмотрел на начальника отдела, но ничего не сказал.

Он решил обдумать всё это позже, а сейчас ему предстояло принять иранского посла.

У посла были настолько честные глаза, что он обижался, когда ему не верили – ведь недоверие оскорбляло не лично его, а его искусство обманывать. Он домогался технологии производства бесшовных труб, объясняя это потребностями нефтяной промышленности, хотя даже ребёнку было ясно, что трубы были нужны для производства ракет.

«Скоро я увижу Надю», – подумал президент, рассеянно слушая посла. – «Я устал. Я по ней скучаю».

Он вспомнил, что сегодня ему предстоит быть ревнивым и нахмурился.

- Его святейшество, - поспешно сказал посол, уловив изменившееся выражение лица президента, - полагается на ваще дружественное великодушие, подкреплённые экономическим могуществом, и силой прогресса России, а также её авторитета, соединившиеся в вашем лице…

Солнце уже садилось, когда президент шёл к дому. Надя увидела его издали, и побежала ему на встречу.

Сквозь листья деревьев виднелась предзакатная синева, и навстречу ему бежала Надя – прекрасная настолько, что президент с трудом удержался, чтобы тоже не помчаться к ней навстречу. Он представил, как в его лице к Наде несутся экономическое могущество и сила прогресса России, и улыбнулся.

Увидев его улыбку, она засмеялась и обхватила его руками. Забывшись, он схватил её и закружил вместе с садом и заходящим солнцем, успев подумать, что эта его пылкость уже мешает выполнению плана.

- Счастлива ли ты со мной? – спросил президент, когда они рука об руку поднимались на крыльцо. – Мне кажется, ты больше не любишь меня так, как раньше.

Он честно старался говорить с ней раздражённым, неприятным голосом, но она только счастливо всхлипнула, положила ему на плечо прекрасную головку и он ненадолго заткнулся.

- Я все знаю, - всё-таки выдавил он из себя, - Я хочу, чтобы ты мне сама всё рассказала.

- Замолчи дурачок, – сказала она, приложив палец к его губам. Он покорился и замолчал.

«Я пытался», - подумал он.- «Их план не работает. Их всех следует поувольнять».

Чтение сводки агентурных донесений на представителей дипломатического корпуса была для президента отдыхом. Его не особенно увлекали компрометирующие материалы на своих, но сообщения разведчиков из-за рубежа и информация о дипломатических подводных течениях по-настоящему его волновали.

Внешняя политика была гигантской Игрой, в которой он чувствовал себя Мастером. За его плечами стояли великие тени: Пётр, екатерининские вельможи, победоносные генералы и дипломаты Отечественных войн. Против него были противники, чаще всего скрытые, ожидающие удобного случая, чтобы унизить его самого и его страну.

На этот раз агентурные донесения были посвящены деталям семейной жизни высших дипломатов. У американского посла, оказывается сложные отношения с женой, зато очень тёплые со вторым секретарём посольства, доктором Фэнни Хирш. Президент посмотрел фотографию Хирш, пытаясь понять, что посол в ней нашёл.

У саудовского посла первая и третья жёны объединились в коалицию против второй, и посол послал запрос своему духовному руководителю, испрашивая совета, не побить ли ему третью жену. Отчего только третью? Первая – дочь какого-то принца с мстительным характером, и посол его боится.

Следующее задание президента состояло в том, чтобы придраться к Наде, сказав, что в доме беспорядок. Начальник отдела сказал, что причина должна быть мелкой, а придирчивость - назойливой и скучной.

- Надя, - начал президент раздражённо, - нельзя ли приказать Андрееву, чтобы смазали, наконец, эту дверь.

Она посмотрела на него испуганно, и он почувствовал себя негодяем.

- Извини, я обязательно ему скажу.

- Ведь, я, кажется, не в первый раз об этом говорю, – сказал он, отлично зная, что говорит об этом в первый раз.

- Да, да, прости меня, пожалуйста, - сказала она. Плечи у неё поднялись, и ладони были напряжены.

- Кажется, я не прошу ни о чём особенном, - настаивал он.

Глаза у неё расширились и заблестели. Она смотрела на него с болью.

В ноябре снова начались демонстрации. Люди требовали его отставки и демократии. Демонстрации была, в основном, добродушными, но некоторые вели себя злобно и несли оскорбительные лозунги.

Президент долго изучал видеозаписи.

Молодёжь с открытыми, симпатичными лицами, но быди и люди его возраста и старше… Демократии и отставки... Это при том, что он всё ещё является, или, по крайней мере, только что был самым популярным политиком в стране.

Его называют предводителем воров, но какой именно демократии они хотят?

В стране, где 70% населения всё ешё читает с трудом, где половина депутатов Думы уверены, что Гоголь и Гегель – близнецы. Большая часть интеллигенции проживает в Москве и Питере, получают хорошую зарплату, а о том кто такой Гегель, они знали с трех лет, тогда же родители начали вбивать им в головы французский и сольфеджио.

У них есть всё, и их жизнь, идеалы, образование – совсем не такие, как у большинства, разбросанного по огромной стране. Почему эти люди называют свои претензии представлять остальных стремлением к демократии?

Тем временем ему нужно было заниматься текущими делами: проверять, подгонять, угрожать, приказывать.

Президент стоял на присыпанном утренним снегом военном полигоне. Отрабатывалось взаимодействие десантников и наземных сил. Он был одет в новенькую форму, и на его шее болтался французский бинокль. Поодаль, по подмёрзшей земле, на которой оставались тёмные полосы, с рёвом неслись танки, небо было заполнено гулом самолётов, летевших под чрезмерно выпуклыми облаками.

За плечами у президента шевелилась свита: генералы, охрана, секретарши. Военный корреспондент направил на него свою камеру. Это видео покажут по телевизору, а фотографии напечатают в газетах. Президент мужественно нахмурился, поглядел на часы и направил бинокль вверх. К земле полетели парашюты.

Небо и множество белых лепестков парашютов – жаль, что Надя этого не видит… Начальник отдела настоял, что президент должен читать её дневники, и он прочёл: «не понимаю, чем я заслужила такое, я ведь любила его, как никого другого». Любила.

Десантники валились на землю, вскакивали, на ходу отстёгивая стропы, и, постреливая холостыми очередями, молодцевато бежали в атаку.

Его следующим заданием было накричать на неё, придравшись к тому, что она мало читает. Они ужинали вместе. Президент копил в себе раздражение, а она сидела притихшая и робкая, понимая, что надвигаются неприятности.

- Что ты сейчас читаешь? – спросил он.

- Сейчас ничего, только заглядываю иногда в Интернет, – ответила она.

Президент с облегчением почувствовал, что по-настоящему сердится. Демонстрации организовывались с помощью Интернета, всех этих идиотских блогов, где множество безымянных людей с воспалёнными глазками просматривали ничтожные комментарии друг друга.

- Вот, плывёт корабль, - сердито сказал президент, - В нём десять миллионов пассажиров, или двести миллионов. Потом какой-нибудь олух пишет в твиттере, что в левом борту течь. Все бегут на правый борт, и в результате корабль переворачивается и тонет. Почему бы тебе не найти хорошую книгу?

- Нет настроения, – ответила она.

- Так скоро ты не сможешь читать ничего, кроме этих блогов, - сердито сказал он.

- Ты хочешь сказать, тогда я совсем поглупею? – спросила она с улыбкой.

Улыбка получилась грустной и президент вмиг себя возненавидел. Он неприятно задвигал челюстями.

- Я должен работать, – сказал он и вышел из-за стола.

В воскресенье он посетил монастырь. За ним шла прежняя свита, но россыпь генералов заменила россыпь священнослужителей. Президенту понравился настоятель – крепкий, молодой ещё человек, в котором не было подобострастия.

Настоятель сказал, словно сомневаясь, стоит ли говорить об этом, что в монастыре подвизается некий старец.

- Поговорить с ним можно? – спросил президент и настоятель ответил, что узнает.

Когда президент вошёл в келью старца и за ним затворилась дверь, за дверью осталась свита, охрана, президентские машины, вертолёты, яхты, доклады и доносы. И только Надя по-прежнему была с ним, но её присутствие стало прозрачнее и тише.

- О душе пришёл говорить, или политике? – спросил старец.

- О политике, – ответил президент.

- Мне больше нравиться о душе, – признался старец.

- Что с Россией будет? – озабоченно спросил президент.

- Знал бы, не сказал, – ответил старец.

- Почему? – удивился президент.

И не дожидаясь ответа, произнёс разочарованно:

– Я, пожалуй, пойду.

- Подожди, – сказал старец. – Помнишь, кто писал, что человек религиозное животное – не может жить без веры?

- Бердяев. Причём здесь политика? – сказал президент.

- При том, – сказал старец. – Какая сейчас вера?

- Демократия? – предположил президент.

- То-то и оно, – сказал старец. – Жаль мне эту Америку.

- Жаль? - удивился президент.

Америку он считал противником, который только прикидывается невинным. «У России есть только три союзника: армия, флот и секретные службы» - напомнил он себе.

- Меня вам тоже жаль? – спросил он.

- Тебя, меня, и всех нас, – вздохнул старец.

Президент перелистывал сводку донесений. Волнения в Париже. Начальник генерального штаба начал подмешивать в водку аспирин. У итальянского посла родился мальчик – ровно четыре килограмма. Как там наша вторая секретарь американского посольства, доктор Фэнни Хирш? О ней ничего нового.

Ему принесли Надин дневник. Она писала: «я знаю, как много держится на его плечах, но он не имеет права так со мной обращаться. Если я ему не нужна, то я найду в себе силы освободиться…» Президент перестал читать. План работает.

Прелестно. Прекрасно. Тоска...

Новые демонстрации – теперь уже вместе – хипстеры с оленьими лицами, сердитые коммунисты, националисты, какие-то либертарианцы, все хотят его отставки и кричат, что народ устал.

Один сыплет оскорблениями, говорит, что с корнем оторвёт руки, которые грабят страну.

Интересный тип. Может, такой вот и будет его убийцей. Победитель исполнит танец нового вождя, а старого принесут в жертву духам болот.

«Оторвать руки…» Он и сам не был кроток к побеждённым, но он не разрешал себе выходить за пределы необходимости. Старался не разрешать… А как насчёт тех предателей, которого шлёпнули по его приказу? Но ведь предатели – предатели и есть.

Демонстрации были провалом в работе начальника администрации, отвечавшего также за внутреннюю политику. Считалось, что благодаря его уму и хватке настоящих политических противников стране не было, ведь он всегда успевал создать искусственную оппозицию, которая была лучше настоящей.

И вот теперь начальник администрации признавал, что произошёл сбой, но советовал делать вид, что всё под контролем. Он, конечно, неглупый парень и не предатель, но за то, что он всё это прохлопал, придётся его заменить.

К тому же он недооценивал угрозу, исходящую от Запада. Он как-то сказал, между прочим:

- Всё, что Западу от нас нужно - чтобы мы не превращались в Северную Корею и не продавали ядерные ракеты душманам в Афганистане.

Опять Надин дневник. Она написала «Прости меня, милый, за то, что я на тебя сердилась тогда. Это работа забирает у тебя силы… Люди, которые крутятся вокруг тебя и все что-то хотят или чего-нибудь боятся. Я не буду ничего хотеть для себя, и не буду бояться, я буду такой, как ты - верной и сильной. Эгоистично думать о себе, но понимаешь, я ужасно не хочу стариться – ведь тогда ты окончательно меня разлюбишь.»

Он обрадовался когда это прочитал, и снова отругал себя. Но радость светилась в нём и проявлялась в бодрости, расправленных плечах и какой-то ауре, которая в лучшие годы сплачивала вокруг него людей. Он снова вызвал к себе начальника отдела. Тот пришёл с компьютером и устроил целую демонстрацию.

- Всё уже получилось, - настаивал он, - последняя запись –попытка спрятаться от того, что она уже подсознательно и так знает. Она вас уже не любит. Посмотрите на этот график.

Президент смотрел и не хотел верить.

Но, видимо, начальник отдела был прав, так как вскоре Надя ушла. Президенту доложили, что она живёт одна, и выглядит похудевшей, но спокойной. Ему предлагали показать записи видеокамер, но он отказался смотреть.

Надя разлюбила его, ушла, и эта чёртова наука, наконец, победила. «Влюблённые соприкасаются таким глубокими слоями психики, что быть отвергнутым крайне болезненно для самолюбия». Он не был отвергнут, он сам истребил её любовь к нему и его самолюбие может спать спокойно. Но ему было плохо, и он нуждался в ней, как никогда. Видимо, в подсознании происходили какие-то остаточные процессы.

Москву заносило снегом вот уже несколько раз, и коммунальные службы с трудом успевали чистить улицы. Примерно в то же время гораздо менее сильный снегопад прошёл в Америке, и у них полмиллиона человек оказалось без света. Непонятно, как работают их коммунальные службы, кажется, там никто ни за что не отвечает и некому надавать по шее за безалаберность.

Мелочь, конечно, но к какой-то степени из-за этого снегопада президент согласился прийти на Рождественский приём в американское посольство.

Ещё одной причиной было желание президента лично взглянуть на Фэнни Хирш.

Президент появился на приёме вместе с начальником администрации – ему хотелось показать, что он всё ещё хорошо к нему относится, несмотря на всем очевидную близость его отставки.

Доктора Хирш разыскивать не пришлось – она беседовала с послом. Симпатичная дама. Посол стоял с полупустой тарелкой и рассеяно пощипывал какие-то листики.

Начальник администрации острил:

- В России в поисковиках довольно часто ищут США. А вот американцы гуглят Россию редко - реже чем Францию, или Саудовкую Аравию. Но это – государственная тайна, и если наш народ об этом узнает, ему будет неприятно.

Президент улыбнулся и начальник администрации засмеялся.

К послу подошёл помощник с какой-то папкой. Он был взволнован и даже дёргался от напряжения.

- Как-то уж очень демонстративно он дёргается, – заметил президент.

Помощник ушёл, а посол открыл папку, положил её на стол, и, отправился вместе с доктором Хирш за новой порцией листик

ов салата.

- Сфотографируют? – спросил начальник администрации.

- Конечно, - ответил президент.

На следующий день к президенту явился начальник отдела безопасности.

- Ну? – спросил президент.

Начальник отдела безопасности кашлянул.

- Это личное. Почитаете оригинал или перевод?

- Перевод, – сказал президент.

Он начал читать. Сначала была записка, написанная от руки американским послом:

«(Неразборчиво)

И Вам счастливого Рождества!

Полностью с Вами согласен. Принимать услуги этого человека отвратительно. Но он официально обратился к нам с предложением, и формально говоря, мы не имеем возможности его и пальцем тронуть, по крайней мере, до тех пор, пока рассмотрение не закончится. Мне бы очень хотелось взять его за шиворот, и швырнуть русским под ноги, но остаётся только мечтать о том, чтобы какой-нибудь счастливый случай раскрыл им глаза... Современная политика уже не настолько грязное дело, чтобы мы нуждались в услугах подобных личностей…»

И второй лист:

«Господину Послу

От начальника отдела Института Эффективности Верховного Главнокомандующего,

Желая способствовать развитию демократии в России

, я давно начал работу по устранению главного препятствия на её пути… Имея опыт многолетний психологической борьбы, я хотел бы поставить мои способности на службу…».

Новые демонстрации, новые оскорбления. Президенту доложили, что работники государственного аппарата начинают опасаться за своих близких. Предлагали ввести войска, чтобы разгонять демонстрации. Сказали, что списки активных подстрекателей давно составлены.

Его дом так опустел без Нади, что он заметил, что в нём стало меньше прислуги только когда Андреев сказал, что часть охраны разбежалась.

- Один записку оставил, совесть, мол, его мучает, даже, говорит, застрелиться хотел. Но не смог, поскольку семье нужно ипотеку выплачивать.

Он сплюнул.

- Наверное, на демонстрацию побежал. Я тоже пойду. Расскажу придуркам, что о них думаю.

- Не ходи, Андреев, – грустно сказал президент. – Толпа – животное глупое.

Толпа состояла из сотни тысяч радостно возбуждённых людей. Несколько человек на сцене будоражили её, не давая замёрзнуть.

- Президент – вор! – говорил в микрофон еле различимый издалека человек.

- Президент – вор! – согласно отвечала толпа.

«Дурачьё», - думал президент, пробираясь сквозь неё.

- Власть наша! – говорил человек.

- Наша власть! – говорила толпа.

- Власть прямо сейчас!

- Сейчас!

«Это он загнул», - думал президент, протискиваясь между людьми. – «Как это «сейчас»? Сто тысяч президентов?».

Люди были такими радостными, что ощущение праздника передавалось и президенту, который медленно продвигался к трибуне. Меховой воротник его пальто был высоко поднят, и на блестящий ворс опускались снежинки.

- Они думают, что нас нет. Мы есть? – кричал человек в микрофон.

- Есть! – отвечала толпа.

- Мы есть или нет?

- Есть! – отвечала толпа.

- Эти трусы сидят там, за каменными стенами, и делают вид, что не замечают нас! Но мы говорим им - вон из Кремля!

- Вон из Кремля! – ревела толпа.

- Эти трусы…

- Я не трус, – сказал президент, забравшись на сцену.

- Я не трус, – повторил он, беря микрофон у ведущего.

Ведущим был тот самый, его возможный наследник. Президент не удержался, и пару секунд потратил на то, чтобы оглядеть его.

«Я стал слишком добр» - подумал он. – «И меня мучают сомнения, а он уверен в своей правоте, и его ещё долго ничего не будет мучить».

- Кажется, теперь очевидно, что я не трус, - сказал он в микрофон на всю площадь.

Толпа затихла.

- Иначе я не пришёл бы сюда, – добавил он, оглядывая людей.

«Какие они хорошие», - подумал он, и впервые по-настоящему понял, что ему и в самом деле пора менять работу.

На него смотрело двести тысяч человеческих глаз и ещё телекамеры и телефоны пялились на него безо всякого выражения, словно глаза осьминогов. Над толпой колыхались плакаты – те же, что он видел и раньше, но вот где-то сбоку он увидел плакат с большой Надиной фотографией. Там было написано что-то оскорбительное и отвратительное, и он быстро отвёл глаза, чтобы не читать.

- Надя, - сказал президент, обращаясь ко всем, даже к телекамерам.

Кто знает, может быть, сквозь них она на него посмотрит.

– Прости меня. Меня ужасно и глупо обманули, но, может быть, я смогу тебе всё объяснить. Вернись, пожалуйста.

Толпа молчала, переваривая.

- С Новым Годом, ребята, – сказал он толпе, отдал микрофон и пошёл через притихшую площадь.

#writersblock #tips #booktitles